Зал окаменевших душ

Огромный зал с высокими сводами, что стремились вдаль, казался бесконечным. Внизу клубилась темнота, которая извивалась, шипела и грозилась поглотить в любое мгновение, а наверху под самыми сводами искрился яркий золотой свет, уравновешивающий мрак. По всему залу были разбросаны каменные изваяния, застывшие в разнообразных позах — кто-то скрючился на самом полу, кто-то гордо стоял, широко расправив плечи, а иной сидел с грустной улыбкой.

Зал, полный каменных изваяний, стонал и вздыхал, кричал и рыдал. В нем никогда не было по-настоящему тихо.

Из сердца каждой статуи глубоко вниз, в беспросветную тьму, уходила тонкая цепь. У некоторых она давно замерла, у других едва заметно трепыхалась, у третьих уже истончилась, готовая вот-вот оборваться. Но были и те, где билась птица жизни, посаженная на цепь. Эта птица стремилась ввысь к свету, тратя все силы на то, чтобы освободиться и взмыть вверх. Но не улететь навсегда, а чтобы принести на своих крыльях благодатного света и оживить окаменевшую душу. 

Время от времени статуи начинали шептать. Каждая свое. И, произнеся слово, сжималась, ещё больше корчась от боли.

«Ничто. Ты ничто»

«Ты ничего не добьешься»

«Всю жизнь так и проживёшь в нищете»

«Музыка? Не смеши меня. Какой из тебя музыкант. Юрист – вот хорошая профессия»

Статуи шептали и стонали. Кричали от боли, застывая ещё больше. Тонкая цепь обездвиживалась, а птица жизни, только что взмывающая к сводам, бессильно падала во тьму у подножия статуи.

Вот в глубине зала раздался треск. По поверхности одного изваяния побежала трещинка. Сначала тонкая, но расширяясь дальше, пока не покрыла всю поверхность скульптуры, сконцентрировавшись в области сердца. Со стоном оборвалась совсем истончившаяся цепь и исчезла в окружающем мраке. Тьма зашевелилась вокруг, заходила волнами, поднимаясь выше пока не поглотила статую целиком, забирая её навеки.

В этот самый миг в мире Яви умер человек.

Смотритель тихо наблюдал, как тьма пожирала душу, но ничего не делал. Уже не мог сделать. Оставалось лишь со скорбью смотреть, как душу, что он так долго старался спасти, поглощает тьма навеки.

Потерянная душа, которой больше нет места среди света, творила много зла при жизни и заключила контракт с Тёмными, теперь отправилась в Пекельный мир. Тёмный мир, откуда нет возврата. 

Всё остальные изваяния замерли, а потом затрепетали цепи. Даже те, что давно были недвижимыми. А тьма, не обращая внимания ни на что, поглотила душу и вновь опустилась.

Рядом затрепетала статуя. Смотритель подошёл ближе и положил руку на сердце. Много боли было в ее земной жизни, а ещё больше предательства. Душа совсем закрылась от мира и перестала верить людям. Задача души быть с людьми и любить их, но они причинили ей столько боли, что сердце окаменело. Но цепь трепетала, не переставая, стала ярче и завибрировала. Смотритель увидел, как девушка, которой была эта душа в мире Яви, огляделась по сторонам в попытке раскрыть свое сердце людям. Ещё раз и еще.

Много раз смотритель посылал ей добрых вестников в помощь и, кажется, они дали первые плоды. Девушка улыбалась, а не угрюмо озиралась по сторонам, как это делала обычно. Рядом стоял парень.

— Я помогу, — сказал он, доставая с верхней полки стеллажа книгу. —  Вот держи. Эта была нужна?

Парень протянул издание смущенной девушке, которую она тут же схватила, но помощник не торопился разжимать руку.

— Я тебя часто вижу здесь. Ты живешь где-то неподалеку? – спросил он.

— Угу, — ответила девушка, потянув на себя фолиант.

— Меня зовут Женя. – Представился парень, делая шаг ближе, но книгу не отпустил.

— Даша.

— Да-ша, — произнес он почему-то по слогам, — красивое имя.

Девушка улыбнулась ярче, искреннее, а парень наконец-то отпустил руку, давая возможность собеседнице перехватить книгу. Даша пролистала страницы и, удовлетворенно кивнув, сосредоточилась на содержании. Не упуская из вида парня.

— Что это за труд? – поинтересовался Женя, как бы невзначай коснувшись ее руки.

Даша ответила. Слова за слово, они погрузились в беседу, и из книжного магазина вышли вместе, обменявшись телефонами.

А тем временем окаменевшее изваяние в зале засветилось изнутри и начало медленно осыпаться, освобождая душу из плена обид и страданий. Внезапно птица взмыла из сковывавшей ее все это время тьмы и устремилась ввысь, к свету.  До тех пор, пока не вылетела из оков, ее державших.

Птица с громким вскриком вырвала из самого сердца последний камень, что так долго мешал дышать полной грудью и вместо тяжелой цепи оказалась связана с душой тонкой серебряной нитью.

Окаменелость, твердым панцирем плотно державшая душу, стала осыпаться, а тьма внизу шипела, но не лезла выше, а опускалась, не смея мешать божественному свету.

Камни продолжали падать один за другим до тех пор, пока душа не освободилась и не взметнулась золотым светом вверх. Туда, где парили другие, счастливые, полные света и любви.

Едва лишь одна душа сумела обрести свободу от собственных страхов и обид, как в зале появилась другая, совсем еще юная, живущая в теле маленькой девочки. Ей очень не хватало родителей, и она всячески привлекала их внимание. Но те, все время занятые своими домашними заботами, как будто ничего важнее нет, не слышали маленькую дочь, отправляя ее к игрушкам, думая, что ребенок, занятый собой и не мешающий им – благо для всей семьи. А девочка тем временем обижалась, капризничала, пакостила, отчего родители злились, кричали, наказывали, ссорились между собой, не понимая, что нужна лишь капелька внимания и щепотка любви. Не только к дочке, но и к самим себе…

Юная душа уже покрылась тонкой корочкой огорчения от непонимания, что плотным слоем закрывало истинное сияние.

Смотритель знал: это лишь начало. Обида, зародившаяся в детстве, будет расти с девочкой всю жизнь. Со временем окрепнет и покроется плотным непробиваемым панцирем. Перерастет в ненависть и будет мешать будущему материнству.

Смотритель дотронулся до руки юной души. Ее родители должны быть здесь, в этом зале, и надо найти их. Вот отец, а вот и мать. Она почти полностью покрылась камнем, и ее птица жизни едва трепыхалась. Истончившаяся цепь тянулась в темноту, увлекая за собой и птицу жизни.  Смотритель лишь легко коснулся души, увидев весь ее путь, ища тот самый день, когда девочкой она попала в зал окаменевших душ. То была ссора с мамой. Ссора, сломавшая душу. Обида, что девочка несла в себе долгие годы, плотно въелась в нутро, мешая жить женщине, и разрушала ее семью.

Смотритель послал ей смерть. Но смерть со стороны. Душа должна была проникнуться чужими страданиями и осознать, что ее обиды ничего не значат. Так и случилось. Погибель одного, а рядом ещё и муки от болезни у другого человека, дали показали окаменевшей душе, что ее жизнь полна любви и света, нужно лишь уметь его видеть и ценить. Женщина встрепенулась, подошла к своему ребенку и, обняв, зарыдала, отпуская всю боль, что так старательно копила всю жизнь. Мать не освободилась из зала тут же, но птица жизни забилась с новыми силами, а душа ребенка тут же вернулась к свету, сбросив с себя пыль мимолетных страданий.

В этот зал чаще попадали молодые и неопытные. Их сердца черствели и каменели, когда не могли справиться с черными эмоциями, но приходили и зрелые, как эта женщина. На земле все души забывали о своём опыте и начинали набирать новый.

Пожившие появлялись здесь на время, а потом, справившись со своим страданием и отпустив его, улетали. Бывали в этом зале часто, но также быстро исчезали. Но были и те, кто уже здесь находился долго как, например, тот, что чах над золотом, не отпуская ни на мгновение его из рук. В его окаменевших ладонях вертелась с тонким свистом золотая монета, а он, сгорбившись над ней, лелеял свою добычу и шептал. 

«Больше денег. Больше. Еще денег»

Разум перестал слушать душу и полностью зачерствел, стремясь набрать максимум богатств, позабыв о сострадании, любви. И казалось, скоро душу поглотит тьма, но смотритель неустанно боролся за свет, что еще теплился. Время от времени посылая все новые испытания в надежде разбудить заблудшую душу.

Монета, зависшая между ладонями, обернулась, а тьма внизу всколыхнулась, грозясь прямо сейчас подняться из глубин, чтобы поглотить, но свет, посланный сверху, окутал изваяние плотным коконом, успокаивая мрак.

— Еще не время, — пробормотал смотритель. – Еще не время.

Тьма, успокоенная светом, опустилась, сначала недовольно шипя, а потом и вовсе затихла. Смотритель коснулся сердца изваяния и удовлетворенно, но с глубокой тоской вздохнул.

Страшная авария, что развернулась перед глазами молодого мужчины, шедшего уже давно и уверенно по головам ради достижения цели, унесла несколько жизней и грозилась забрать еще одну, которой он дорожил.

— Я заплачу! – кричал мужчина, судорожно цепляясь за рукав врача скорой помощи. – Заплачу сколько нужно, только спасите ее!

— Лучше помолитесь, — ответил доктор, помогая коллеге поднять носилки с маленькой девочкой в пышном голубом платьице. – Деньги тут не помогут.

Дверь скорой помощи захлопнулась и автомобиль, воя сиреной, рванул вперед, оставляя мужчину одного.

Не углядел. Всего-то нужно было присмотреть за девчушкой, что носилась рядом маленьким ураганом и не давала спокойно ответить на важный звонок. Такой же важный, как и все предыдущие. Сестра доверила присмотреть за племянницей.

Больше не доверит.

Опомнившись, мужчина бросился к такси и попросил отвезти в больницу, где не отходил от кроватки девочки до тех самых пор, пока малышка не открыла глаза и не позвала маму…

Изваяние еще не осыпалось от черствых камней, что сковали душу, но уже пошло трещинами, а свет, прорывавшийся наружу сквозь, давал надежду. Птица жизни забилась впервые за много лет.

А смотритель отправился дальше, чтобы помочь и другим. Он успевал к каждому изваянию. Кому-то дать надежду, кому-то шанс, а кому-то жестокий урок, чтобы встряхнуть и сбросить очерствелость. У каждой души всегда был выбор: раствориться навеки в темноте или отправиться к свету.

С этим рассказом так же читают

Предыдущая

РассказыИзмена